Прогуливаясь по цветущему парку и наслаждаясь пением райских птиц, Лаврентий Павлович внезапно заметил, сидящего на камне крупного мужика, судя по всему, себя плохо чувствовавшего.

Подойдя ближе, Берия узнал в нем Бориса Ельцина, который был явно не трезв.

И вот, сняв пенсне и неспешно протирая его салфеткой, Лаврентий Павлович и говорит Ельцину:

‒ Борис Николаевич, ты где успел наклюкаться? Утро же ранее! Иль с вечера не протрезвел?

‒ Похмелье, похмелье, Лаврентий Павлович. Будь оно не ладное ‒ слабо проговорил Ельцин, потирая лоб. ‒ С Никитой Сергеевичем вчера так хорошо посидели. Вы бы знали, какую он знатную бормотуху на кукурузе выгнал. Не оторвешься, пока все не вылакаешь.

‒ Эх, Борис Николаевич, Борис Николаевич, вот так вы Россию чуть и не пропили. Благо, что приемник ваш оказался достойным человеком и смог страну поднять с колен, на которые, вы, Борис Николаевич, ее поставили ‒ строго произнес Лаврентий Павлович.

‒ Да будет вам, Лаврентий Павлович ‒ тяжко вздохнул Ельцин. ‒ Я же не со зла. Запад, клятый Запад во всем виноват!

‒ Что, Запад вас пить заставлял иль народное добро олигархам за бесценок продавать? Закрывать предприятия, армию сокращать? Какую память вы оставили в истории России ‒ произнес Берия, смотря на мрачного, как туча перед грозой, Бориса Николаевича, не знавшего, что сказать в свое оправдание.

‒ Ладно, к моему сожалению, я вам не судья ‒ с горестным вздохом продолжил Лаврентий Павлович. ‒ Смотрю, с Никитой Сергеевичем вы хорошо спелись. ‒ Два сапога пара ‒ с презрением сплюнул он на землю.

И понимая, что собеседник сейчас явно неспособен к адекватному общению, Лаврентий Павлович продолжил свой прежний путь.